Цена вопроса (сборник)  - Альбина Нури

Руслан сидел за столом, прихлёбывал густой ароматный напиток, ел горячие золотистые блинчики и читал книгу. Никак не мог избавиться от этой привычки: знал, что читать за едой вредно, но ничего не мог с собой поделать. Без чтива еда казалась безвкусной. Маруся поначалу выказывала слабое недовольство, жаловалась, что он отгораживается от неё книгами, но постепенно поняла, что не в силах это переломить.

Сегодня он читал новый роман Питера Джеймса, который купил несколько дней назад в ещё одном прибрежном посёлке под названием Ракушка. Съездил туда по совету дизайнера Валика, чтобы присмотреть строительные материалы для летнего кафе. Валик сказал, там дешевле, чем где-либо. Так оно и оказалось. Руслан посмотрел, выбрал, что надо, приценился, договорился о поставке и, довольный собой, прошёлся по соседним магазинчикам.

В посёлке оказался весьма приличный магазин «Книгочей», с богатым выбором литературы на любой вкус. Хозяин, Сергей Сергеевич Наумов, сам страстный книгоман, найдя в лице нового покупателя родственную душу, долго рассуждал о книжных новинках, о катастрофически, поголовно нечитающем населении, сложностях ведения бизнеса в таких непростых условиях, а напоследок подарил дисконтную карту. Руслан, нагруженный книгами, клятвенно заверил, что «Книгочей» приобрёл в его лице постоянного клиента. Расстались с Сергеем Сергеевичем почти друзьями. Тот обещал звонить и сообщать о пополнении ассортимента.

Теперь (иногда в ущерб домашним делам) он жадно поглощал приобретённые книги. Читал быстро, полностью погружаясь в атмосферу повествования и подчас слабо реагируя на происходящее в реальности. В то субботнее утро Руслан тоже выпал из жизни, получая огромное удовольствие от блинчиков, кофе и захватывающего сюжета признанного мастера остросюжетной прозы. Когда он «вынырнул», спор был в самом разгаре. Как позже рассказала зарёванная Маруся, всё началось вполне невинно, а потом – слово за слово и понеслось…

Мать спросила, чем дочка собирается сегодня заняться. Та ответила, что пойдёт с соседкой, Надей Сысоевой, в центр. Опять с Надей.

При ближайшем рассмотрении девушка не слишком понравилась Марусе. Она была на два-три года старше Алисы, заочно училась в каком-то техникуме и постоянно околачивалась дома. Облик Сысоевой вызывал у Маруси неприязнь: нахально-туповатая мордашка с густо подведёнными глазами, осветлённые кудри, визгливый смех, татуировка на плече в виде бутона розы и сердечка, привычка носить вызывающе короткие юбки с полными карманами семечек (наверняка курит и после «зажёвывает») и выводящая из себя привычка тянуть слова. «Здра-а-асть» вместо нормального «здравствуйте». Несколько раз Маруся слышала, как девчонка виртуозно матерится. Бездельница, лентяйка, ограниченная девица, эта Надя была совершенно не подходящей компанией для Алисы.

Ничего такого вслух она, разумеется, не произнесла. Мягко напомнила, что до школы осталось только два дня. Может, стоит почитать, порешать какие-то примеры или задачки – мало ли, вдруг в новой школе требования к ученикам выше, чем в той, Смоляновской. Миролюбиво сказав, доброжелательно, безо всякой издёвки, потом Маруся рыдала. Да и не умела она подковыривать. Но Алиска вспыхнула и ощетинилась. В словах матери ей почудилось что угодно, но только не искреннее участие и забота.

– Не надо мне указывать, как учиться, – заявила Алиска, – тебя никогда не волновало, какие у меня оценки, нечего прикидываться!

– Что значит «не волновало»! – возмутилась Маруся, отставив чашку с кофе в сторону. – Очень даже волновало!

– Решила наверстать упущенное? – не слушая мать, продолжила Алиса. – Будешь корчить из себя строгую мамашу, уроки начнёшь проверять? Скажи уж сразу, тебе просто Надька не нравится! Я сразу заметила, как ты на неё пялишься!

– Ничего я не пялюсь! Причём тут эта Надя? Мы о тебе говорим!

– Притом! – Алиса говорила всё громче, и Руслан наконец оторвался от чтения, недовольно хмурясь и пытаясь разобраться, из-за чего весь сыр-бор. – Притом! Надька раскованная, делает, что нравится! А тебе надо, чтобы все по струнке ходили! Котлеты твои жрали и нахваливали! Пледики вязали! Плиту вылизывали! А я не хочу! И не буду!

– Я никого не заставляю есть и… вязать, – обескуражено отбивалась Маруся. Мысль, что её, всю жизнь стремящуюся подстроиться, угодить, собственная дочь считает кем-то вроде домашнего тирана, не укладывалась в голове.

– Тоже мне, святоша! – в полный голос быстро говорила Алиска. Щеки её раскраснелись, глаза сердито сверкали. – Я себе друзей сама буду выбирать. Ты мне не указ! А этот, – она мотнула головой в сторону Руслана, – тем более.

– Полегче на поворотах, Алиса! – вмешался он.

Но девочка не собиралась сдерживаться. По-видимому, несколько дней затишья не прошли даром: энергия требовала выхода.

– Ага, не нравится? Вот и мне тоже не нравится, что вы мне постоянно указываете. А Надька…

– Эта твоя Надя – вульгарная шалава, – не сдержалась Маруся, – хочешь стать на неё похожей?

– Кто бы говорил! Мне, между прочим, и без Надьки есть в кого быть шалавой! На себя посмотри! Ребёнка нагуляла, родила за партой, а туда же, мораль читает!

Стало тихо. Алиса, похоже, сама от себя не ожидала таких слов. Выкрикнула – и испугалась. Застыла на стуле. Маруся вздрогнула, побледнела, закусила губу. Глаза её наполнились слезами, она хотела что-то сказать и не смогла. Встала и выбежала из комнаты.

Алиса и Руслан остались одни.

Скорее всего, это был тот самый момент, когда можно было обернуть в свою пользу сложившуюся в семье непростую ситуацию. Нужно было заставить девочку в полной мере ощутить чудовищную недопустимость таких слов, заставить пожалеть о них, напомнить, что матери пришлось несладко в жизни; она ошибалась, но очень любит дочь и хочет стать ей другом… Тем более Алиса и сама уже пожалела о своей вспышке.

Но понимание этого пришло позже. И Руслан повёл себя, как мужчина, женщину которого обидели.

– Ты что себе позволяешь, дрянь? – процедил он. – Кто ты такая, чтоб судить мать? Она из кожи лезет, лишь бы тебе угодить, а ты… Имей в виду, я такого в своём доме терпеть не намерен!

Он говорил жёстко и зло, не делая скидки на возраст, не задумываясь, как смягчить удар, скорее, наоборот. Алиса отреагировала ожидаемо. Раскаяние и растерянность были отброшены и забыты, снова поднял голову гнев, девочка вскочила со стула и завопила:

– Да знаю я, что вам обоим на фиг не нужна! Лицемеры проклятые! Только и думаете, как бы от меня избавиться! Я вам чужая! «В своём доме!» – яростно передразнила она. – Конечно, в твоём! Извини, что дышу здесь твоим воздухом! Что живу здесь! Мать как собачонка за тобой бегает, на всё готова, лишь бы её покормили и погладили, а я не буду! Я… да пошли вы оба!

Маруся из соседней комнаты слышала яростные крики дочери. Она сидела на кровати в спальне и плакала, никак не могла остановиться. Это было начало долгой череды слёз: с того дня она рыдала каждый день. Алиса выкрикивала беспощадные, несправедливые слова, и каждое из них кнутом било по оголённым нервам. А потом с грохотом хлопнула дверь, послышались торопливые удаляющиеся шаги. Девочка куда-то умчалась. Наверное, к своей Надьке, будь она неладна.